Курарэ

О, это ядовитое (горячо нами любимое) создание, гюрза перед броском, наполненная этим самым ядом, будто бы чайник, – по самую крышку-макушку!

Вы, конечно, догадались, про кого это я. Про Наташеньку Малюк.

Наташенька, будь не в настроении, вполне способна откусить голову этак походя, не прекращая круговой вольты, – р-р-раз! – и нет головы у партнёра... Тут и родной брат Коля на пути не попадайся, ни за что не пощадит. А не укусит наша чёрная мамба только двух человек: Афоньскую пожалеет, а Павла Павловича Дорохова она просто-напросто боится. Всё. Больше никого не боится и никого не жалеет, жесткосердная.

Да-да, Наташенька, и не надо возмущённо хлопать ресницами. Кто у нас буянил в Липецке, не вы ли? Вы-с, душенька. Вы-с.

И что значит \"не рассказывай\"? Расскажу, ещё как расскажу, всему Дансспорту наябедничаю, и Афоньская не спасёт.

Ребят, по секрету всему свету расскажу: у нас Малюк недавно – отличилась.

...Тот день не задался с самого начала. Проснулась она вся из себя бурчащая и недовольная тем, что в честно заслуженный выходной приходится куда-то ехать. Чтобы испытывать всяческие стрессовые состояния и вообще... Напрягаться... Бывает же такое: танцует человек, танцует, соревнуется-соревнуется, а потом в самый что ни на есть ответственный момент – бряк! – и ни настроения, ни желания; и какой там, скажите на милость, жизненный тонус? Если бы Наташенька хоть раз поймала на таких мыслях своего драгоценного партнёра Ивана, не сносить бы тому буйной головы. А так ничего: собралась-поехала (о голове Ивана чуть позже).

В дороге, конечно, покемарила. С Иваном поздоровалась вяло, с Афоньской несколько теплее, со мной не поздоровалась. На разминке ходила по углам площадки, изображая разминку. Впрочем, что я придираюсь, – ведь не отсиживала пятую точку, а двигалась же!

Чарующие мелодии и предстартовая суматоха, ранее стабильно встряхивающие душу до основания, вынимающие весь её свет из-под вороха ненужных наслоений, теперь только укрепляли в стремлении забиться куда-нибудь подалее и потемнее. Больше всего ей хотелось тогда оказаться дома на подоконнике и пялиться в слепой снег, косо летящий с низкого неба.
Конечно, Наташка изо всех сил пыталась показать себя в силе и славе, но те, кто знал её достаточно, понимали – хана.

И хана произошла. Малюк отличается от моей мелкой прежде всего тем, что в такие моменты не раскисает, а становится раздражительной. Блеск у неё в глазах не радостный появляется. Жестковатенький такой блеск. А глаза у нас, как известно, зеркало души. Соответственно всё, что было у неё в глазах, вылилось в танец, так как танец – ещё какое зеркало души, в нём душа через всё тело говорить умеет.

Таким образом, Наталья принялась выплёскивать из себя жёсткость: в каждом шаге, в каждом высверке руки, в каждом повороте головы. Добро бы ещё только это. Но беда была ещё в том, что всё это происходило крайне неровно: она начинала то откровенно размазываться, плыть, а то откровенно дёргаться, на глазах терять пластичность. Расслабиться и попробовать получить удовольствие без оглядки на результат у неё тоже не получалось, – не та душевная организация, чтобы кому-то уступать пальму первенства, даже если пальма в последний момент обернётся кактусом. Оттого наша Наташенька мрачнела от захода к заходу.

Её партнёр, соответственно, старался как мог, чтобы вытащить пару хотя бы своим танцеванием. Только ведь не соло они танцевали, так что из этого ничего хорошего выйти не могло. Говорить же с Малюк в таких случаях неполезно для души, а для танца тем более. Таким образом, Ваня с Наташенькой очутились в полуфинале каким-то чудом, видимо по совокупности прошлых заслуг (мои драгоценные читатели конечно знают, как такое бывает).

Сначала был стандарт.

Тут Иван предпринял мужественную попытку вернуть партнёршу к жизни, вполне, по-моему, осознавая, что решился на самоубийственную авантюру. Но терять было нечего. Олег наш Валентиныч намекнул Ивану, что в финал им с таким танцеванием не пробиться при всей лояльности судей – их косяки на паркете слишком заметны для всех. Между заходами Иван сказал: \"Наташа...\" и направил себя в последнее пике, словно торпедоносец на ощетиненный зенитными трассами линкор. Малюк огрызалась и не хотела признаваться прежде всего самой себе, что всё очень... всё не совсем... всё достаточно плоховато... Ваня узнал о себе много нового, а также освежил в памяти всё то, что ему довелось выслушивать ранее в подобных беседах со своей танцевальной половиной.

– Отстань от меня! – заявила в конце беседы Наташенька.
– Это ультиматум? – спросил Ваня, рискуя остаться без головы.
– Это квикстеп!!! – рявкнула Малюк и увлекла партнёра на паркет.

В квикстепе наша радость умудрилась наступить на собственную юбку. То, что произошло далее, нужно было оценивать не отметками в \"бегунках\", а, как минимум, по шкале Рихтера. Малюк взорвалась. То есть загремела вместе с Иваном под ноги главному судье соревнований, изо всех сил шарахнула кулаком о паркет и заревела...

Это всё, конечно, не смешно.

Мало ли что, может она влюбилась в мальчишку с соседней парты...

Но надо же стараться держать себя в руках как-то...

Что ж, остаётся только вздохнуть и надеяться на лучшее, потому что мы всё равно её любим, несмотря на общую и местную ядовитость её натуры.

Бывает...